Мне пришло письмо. История жизни и войны одной русской женщины. От неё бегут мурашки ужаса и сердце ноет и ноет от боли. В этой истории много горя, но самое странное… Знаете, самое странное то, что с 1991 года я оказалась первым человеком, который выслушал эту историю.
Женщину зовут Виктория. Я её не видела “вживую”, но помогаю ей. Я узнала про неё от семьи беженцев из Мариуполя, которые сейчас живут в «Звездочке». Они очень тревожатся за Викторию и повторяют, какая она хорошая женщина.
За что же ей такая судьба?
«Я родилась.в Душанбе. В любимом Душанбе. Город – понедельник, город большого солнца. Ничего необычного. Дедушка – инженер-энергетик, бабушка – учительница младших классов.Они меня и вырастили. У меня была школа, где вместе учились русские и таджики, где никто никого не делил. Правда, только до 1991 года. Бабушка уехала в Волгоградскую область в конце 91го, я с мужем чуть позже. Поезд Душанбе- Волгоград отправлялся в 10.50. Вокзал на выезд и въезд закрыли в 12 часов. Ужаса той войны мы не видели.
Потом была Россия. Планы на будущее. В 1997 году в Мариуполе погиб муж моей мамы. На въезде из Таганрога в Новоазовск была надпись «Мариуполь – город моей судьбы».
Тогда я ещё не понимала, насколько эти слова окажутся пророческими.
В 1999 году родился средний сын и по настоянию родителей мужа, мы переехали в Умани Черкасской области. Вот там я и поняла, что быть русским на Украине, опасно: косые взгляды, брошенная в лицо сдача в магазине и постоянные скандалы в семье, потому что я разговариваю на русском языке и дети разговаривают на русском языке.
В 2001 году я с детьми получила гражданство РФ, но нам с мужем все-таки пришлось переехать в Мариуполь и ухаживать за младшей сестрой.
А устроится на работу с российским паспортом уже нельзя, нужен вид на жительство. Я прошла семь кругов ада – и вот она долгожданная работа.
Дети учились, я работала.
В 2010 году родилась моя Оля. Не особо интересовалась политикой, нет, конечно, читала, что-то смотрела. Выборочно. Телевизора в нашей семье не было и, казалось, ничего не предвещало беды. 9 мая 2014 года я ничего не знала ни про отделение милиции, ни про погибших людей. Слышала, но не думала, что ЛЮДИ будут стрелять в ЛЮДЕЙ! У нас же не война! У нас уже была когда-то большая война, все должны были об этом помнить… В той войне мы все были вместе.
В тот день, 9 мая, я искала своего среднего сына везде. И среди мёртвых и среди живых. На моих глазах расстреливали скорую помощь, троллейбусы. Это делали нарядно одетые мужчины – праздник же! Останавливали танки и кричали «фашисты». И я кричала. По возможности, оказывала помощь тем, кто рядом. После перевязки очередного раненого, казалось, что кровь продолжает обжигать руки. Конечно, что-то снимала на телефон, но его украли, когда попросили вызвать скорую помощь с моего телефона. Разные люди были всегда.
Спать мы ложились все в одной комнате, чтобы никого не хоронить.
Потом мы опять как-то жили. Среди безумных азовцев и всех остальных. Выживали, ехать в Россию было не к кому. Дальше была работа, школа уже без русского языка.
24 февраля 2022 год.
На крыше Дворца металлургов, напротив нашего дома, разместились военные Украины.
Когда отключили свет, воду, отопление, мы с дочкой взяли пока ещё одну собаку и пошли через весь город к деду, отчиму. По пути подобрали ещё одну собаку. Мы ещё не верили, что это война. Мы топили печку, спали на полу и сходили с ума от неизвестности. Нет света, чтобы зарядить телефон. Единственная возможность зарядить его – генератор возле здания Красного Креста. Но туда надо пробираться под обстрелами. Мы ничего не знали о своих близких, мы пытались выжить. У нас появилось ещё 2 собаки, всего их стало 4. Кормить себя и их становилось все сложнее, но как смотреть в собачьи глаза, в которых страх и слезы. Кого-то пускали просто переждать обстрел и переночевать, кто-то остался насовсем. В разбитой гостинице нашли алкоголь, который потом меняли на продукты для себя и животных. Сейчас у нас 5 собак и 3 кошки, вернее, две с половиной, потому что одну кошку мы так и называем- “полкошки”, у нее осколком хвост, да и маленькая она совсем.
9 мая, моя очередная попытка пробраться в другой район города, так называемый, левый берег, увенчалась успехом. Я попала в тот район, но то, что я там увидела, было не просто горем, это был, наверное, крах. Крах надежд на то, что всё ещё может быть хорошо. Я узнала, что погибла моя сестра, вместе с биологическим папой двоих деток четырех и восьми лет. Все, о чем я думала тогда, это найти детей. Подвалы, много подвалов и везде говорят, что там живых нет, только трупы.
Я их нашла. Даже потискала немного. Но детей мне не отдали. Это были какие-то дальние родственники. Пришлось обратиться в военную прокуратуру. Они помогли. Нужно было их хоть как-то одеть, а главное отмыть и устроить в школу и детский сад.
Я была уверена, что стрелять перестанут, завод “Азовсталь” ещё не освободили и нам будут помогать налаживать жизнь, получать гуманитарную помощь, оформлять документы… Не тут то было.
В апреле, чтобы получить гуманитарную помощь, нужно было просто 2-3 дня отстоять в очереди. Потом условия получения менялись каждый день. И содержимое помощи менялось, то просто мука и сахар, то сахар и рис…. Т.е содержание отличалось от того списка, что писался в местных газетах. Но самое страшное – отношение. На просьбу дать ещё одну булку хлеба, нам отвечали, что заберут и эту. Это было не правильно и мы совсем к этому не были готовы.
Но у меня был более важный вопрос – дети, документы, возможность их содержания, жилье и т.д. Первоочередно обратилась в местные органы МЧС для эксгумации. И вот тут я поняла, что в этой жизни я еще могу удивляться. Мне ответили, один из сотрудников, что им (видимо МЧС ДНР) не нужны ни наши трупы, ни наш город….. Два месяца хождений по всем городским инстанциям положительного результата не принесли. Эксгумацию провели без меня, место перезахоронения неизвестно, справки о смерти родителей моих племянников нет. А следовательно, нет пособия, помощи и т.д. Впереди школа, осень, зима. На руках трое детей 4, 8 и 12 лет, 5 собак, три кошки, разбитая крыша. И тут появились Вы. И появились чувство, что я все-таки не одна».
Кто хочет помощь моим подопечным – номер карты ВТБ :
4893470407543591
или по СПБ по номеру:
89674438939